Вайс сел в «восьмёрку», которую у него брал и теперь пригнал назад Фишер. Через минуту, Вайс удивлённо обратился к нему.
– А, чего… чего это? В чём это, сиденье? Слушай, это чего, кровь что ли? А!?
– Где? – спросил не удивляясь Фишер. – Ух-ты! Да, смотри-ка. Действительно, кровь, – подтвердил Фишер, осмотрев спинку переднего сидения, на котором вчера сидел Дима.
– Блин! Откуда кровь-то?! – спросил его Вайс. – Ты для чего машину брал? Ты кого возил-то на ней, а? Ты для каких дел её вообще брал-то? – занервничал сразу Вайс.
– Да не волнуйся ты так, – успокоил его Фишер. – Это вообще – не моя кровь!
– Ну ты бл…я меня – «успокоил»!!! Ты чего вообще делал в машине? Чего она вся в кровище-то? А? – возмущённо спрашивал Вайс.
– Ну давай я её на мойку отвезу, помоют там, – предложил Фишер.
– Да блин, чего они помоют-то? Если ко мне менты приедут и «ласты» мне скрутят, я хоть должен знать – за что-о?!! А?!
– Да успокойся ты. Все живы здоровы. Почти. Всё нормально, в общем, – ответил Фишер.
– Да ты чего «ту́пишь» то? – не унимался Вайс. – Ты же меня так под «статью» подведёшь!
– Всё Вайс. Стоп! Слушай меня! – остановил его Фишер. – Никакого криминала не было, я тебе говорю. Тачка твоя – «чистая». Что было… ну, не могу я сейчас сказать тебе. Пойми. Сейчас не могу. Выяснить ещё кое-что надо. Не нужно сейчас это тебе знать. Ты лучше вот что, узнай: чья тачка: ВАЗ «99-я» чёрная, номер (он назвал номер). Только узнай, как бы – мимоходом, невзначай. Мол, видели их вчера на Гоголя, кто-то. Какие-то проблемы у них, говорят, возникли там. Больше ничего.
Вайс задумался.
– Я такой «тачки» не знаю. У всех кого я знаю, чёрной «99 – той» нет. Вишнёвые есть две штуки. «Мокрый асфальт» есть одна и Сафрона. Чёрной – нет. Но я поспраша́ю.
– Поспраша́й, поспраша́й. Я тебе после обеда «звякну» на «трубу», хорошо?
– А чего у них там за проблемы были? – спросил Вайс.
– Да нету вообще, в этом мире, никаких проблем, – ответил Фишер. – Этот мир, он – полон радости, шуток и веселья. Есть просто.., ну, некоторые – нюансы, которые нужно стараться – предусмотреть. Вот как, примерно, – закончил свою «философию» Фишер.
– «Нюу-у-а-ансы» бл..я! – сказал Вайс, оттирая кровь на спинке сиденья. – Что же ты, блин эти «нюансы» свои, не предусмотрел нихрена.
– Давай я «седло» помою, – предложил ему Фишер.
– Да, ты помоешь! Ты только по всему салону всё размажешь, знаю я тебя.
– Ну как знаешь, – ответил Фишер, отходя к своей «Тойоте». – После обеда позвоню.
– Если не позвонишь, тоже ничего страшного, – ответил Вайс.
– Димон, эй Джимми! Ёпр-с-т-э! Фу-у!! Я уж думал ты – умер! – Фишер сел на стул рядом с кроватью, на которой спал Дима. Тот начал просыпаться. – Смотрю, лежишь, вроде не дышишь. – Время уже, между прочим, пять часов вечера. Вот это ты утомился, в натуре. Сутки почти проспал. И то, это я тебя разбудил, а то бы ты ещё дрых, хрен знает сколько.
– Сколько времени ты говоришь? – сонно спросил Дима, начиная окончательно просыпаться.
– Шестой час вечера следующего дня, который после того что – вчера называется, – уточнил Фишер. – Чего вчера было то, всё помнишь?
– Помню вроде. Всё помню, – садясь на кровать ответил Дима.
– Ну вот и хорошо. Черепушка не болит, не кружится?
– Нет, не болит.
– Ну и вообще – чудесно! Главное, чтобы – мозги на месте были. Тяжело сейчас без мозгов. Трудно без них, совсем. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил Дима.
– А ты откуда знаешь, что без них трудно. А? – Фишер прищурившись, указал на Диму пальцем, как будто уличил в чём-то. – Ладно, проехали. Короче, Я гаражик снял, «тачку» твою из гаража тестя Вовановского – перегнал. Пусть пока там постоит, и не «отсвечивает» нигде. Второе, у Вайса в бригаде «99-ой» чёрной тачки такой – нет. На которой тебя вчера «покатали» немного. Это – уже хорошо. Значит, эти придурки, не факт, но скорее всего из “С…й” группировки были (Фишер назвал самую крупную ОПГ в городе). Ну и хрен с ними! Нехай утопятся. Ещё было бы неплохо узнать, что на тебя у «ментиков» есть. Но Вальдемару интересоваться этим вопросом – не с руки. Повода нету, кроме такого, что он знает тебя. Но если что сможет узнать – узнает. Ну и ладно, тогда. Вставай, пойдём поедим чего ни будь.
Они пошли на кухню. Фишер достал из холодильника разной закуски, салаты, нарезанную колбасу, ещё что-то. Поставил на плиту разогреваться сковороду.
– Ты как чувствуешь себя? Может по 50 грамм коньячку? – спросил Фишер.
– Давай, только немного, – ответил Дима. – Ты извини, что так вчера получилось.
– В смысле? – спросил Фишер, доставая из шкафа коньяк.
– Ну, тебя девушка, Оксана ждала. А тут я, не к месту.
Фишер удивлённо посмотрел на Диму:
– О чём ты вообще? Никто же не умер?! Пока. Уже хорошо. От этого всегда исходить надо.
Он налил немного коньку в рюмки.
– Ну, за успех и окончание нашего стрёмного дела.
Они выпили, и стали закусывать.
– Надо бы, тебе повязку на башке поменять, – заметил Фишер. – Сейчас пожуём немного, и череп быстренько перемотаем.
Он снял с газовой плиты разогревавшуюся сковороду, открыл крышку и поставил на стол.
– Вот, «мясца» зацепи. Нормальное мясо, вырезка.
Дима внимательно посмотрел в сковороду.
– Нет, я не могу, – вдруг сказал Дима.
– Чего не можешь, – удивлённо глядя на него спросил Фишер.
– Мясо, – он кивнул на кусок мяса лежащий в тарелке. – Мясо есть не могу.
– Ты весь день ничего не ел?
– Понимаешь, – начал Дима, – ведь его сначала тоже зарезали.
Фишер с удивлением посмотрел на Диму.
– Кого? – спросил Фишер, и почему-то посмотрел в сторону коридора.
– Ну, его, – Дима взглядом показал в сковороду. – Свинину, корову, или может телёнка. Убили, а потом кусок мяса вырезали ножом.
Фишер внимательно посмотрел на куски мяса, лежащие в сковороде. Затем посмотрел на Диму, потом снова внимательно на мясо, пытаясь найти нужную информацию.
– Ну-у, по всей видимости, да. Не иначе, как, – сделал окончательный вывод Фишер.
– Ты понимаешь, – продолжил Дима, – воткнуть нож в живое тело, это… это, почти невозможно, понимаешь?
– В общих черта́х, – ответил Фишер, с интересом слушая Диму.
– Это настолько жутко! Это настолько противоестественное действие… – Понимаешь, продолжал Дима, – я когда размышлял: смогу ли я вот это самое, ножом ударить, или не смогу? Я стал представлять, что я бью ножом какое-нибудь животное. Телёнка например. И понял – не смогу. Понимаешь, животное оно вообще ни в чём не виновато! А эти.. А это вроде как – люди. Но они – уроды. И в общем получается, что человека я смог. А животное – не смог бы. Нельзя просто так. Я, когда после первого раза, когда домой приехал, я так – блевал! Даже не блевал, просто нечем было. Меня, просто, выворачивало наизнанку всего, понимаешь? Приступами длительными. Я вдохнуть воздух не мог. Только отпустит, я только вдыхать начинаю, меньше секунды, и снова. Я думал – всё, сдохну сейчас, задохнусь на-фиг и всё. Не могу воздух вдохнуть. Только когда кран с водой холодной на голову направил, только тогда отпустило. Я потом думал, я – понял потом, что вот просто так, животное живое, я бы никогда не смог бы зарезать. Эти, этих, которых я … они – совсем другое. Но чтобы просто так, в живое тело, воткнуть нож?! Ведь животное оно совсем ни в чём не виновато! Понимаешь? Вообще ни в чём! И просто так, воткнуть в живое тело нож… Это – идиотизм просто какой-то, понимаешь? Идиотизм, просто, вот и всё!
Дима сделал небольшую паузу.
– Я мясо, наверно, вообще больше есть не буду, – заключил он. – Просто не смогу, больше.
Фишер посмотрел осторожно в сковороду, и сказал:
– Чего-то я тоже расхотел уже, – сказал он, убирая сковородку со стола. – И вообще, мне больше творог нравится. Он – вкусный, и никто не умер при этом.
– Ты понимаешь в чём дело, – продолжал Дима, – если бы это было нормально, то любой, слышишь, любой человек мог бы спокойно воткнуть нож в тело, скажем – телёнка живого. И убить его. Воткнуть, и ничего при этом не почувствовать. Как яблоко сорвал с ветки. А ничего не почувствовать при этом, когда ты животное убиваешь, могут только – ненормальные люди. У которых, чего-то в голове не хватает. Это факт! А значит, если большинство людей этого не могут сделать, то значит это – ненормально, противоестественно это!
– В общем да, согласен. Давай-ка по 50 грамм накатим, а что-то мы заморо́чились сильно по этому вопросу, – предложил Фишер.
Дима сделал паузу, а затем продолжил:
– Я когда маленький был, мне 6 или 7 лет было, я в деревне отдыхал, у бабушки. У неё куры были. И вот, одна курица сидела накрытая корзиной. Её поймали специально, чтобы убить. Дядя снял корзину, взял её за ноги. Она вырваться стала. Он её на пенёк головой положил, и голову отрубил топором. Голова отлетела, из шеи кровь побежала красная. Курица белая была, и на ней хорошо видно кровь было. И ты понимаешь в чём дело? Она уже без головы была, о всё равно, понимаешь, всё равно – трепыхалась. И не просто трепыхалась, а крыльями махала, и ногами перебирала, словно – убежать пыталась! То есть, она осознанно эти движения совершала, она – в сознании была, понимаешь? И это несмотря на то. что уже – без головы! Она синхронно крыльями махала, и ногами перебирала, вырваться хотела! Она – живая ещё была. Сознание в ней было, и это факт. Я сам видел. От отрубленной головы импульсы уже не поступают. А курица без головы пыталась убежать. Ещё минуту, и даже больше. Ты понимаешь? Она делала синхронные осознанные движения крыльями и ногам. И это были не просто – судороги. Сознание курицы, явно – НЕ в мозге находится. Может в сердце, не знаю в чём. Но то что сознание в ней присутствовало, это – факт. Я потом заплакал, маленький был, лет 5-6. Кровь, и всё такое… А дядя моего отца спрашивает: «Чего он плачет?» Отец говорит: «Курочку ему жалко стало». А дядя «не въехал» почему я заплакал, и говорит: «Пусть не расстраивается, у нас ещё во-о-о-н сколько!»
– М-м, логично, – ответил Фишер.
