ГЛАВА ПЯТАЯ
На следующей остановке в троллейбус зашла молодая женщина с мальчиком лет шести-семи. Мальчик держал в руке самолётик, сделанный из обычного тетрадного листа. Они сели на сидение которое находилось слева от мест, на котором сидели Фишер и Дима. Эти места были последние, и пассажиры на нём сидели лицом к задней площадке троллейбуса.
– Мам, я запущу самолёт, – обратился мальчик к своей маме.
– Не смей! Здесь нельзя пускать самолётики, – строго ответила она ему.
– Ну, тут же никого нет, – снова обратился к ней мальчуган, показывая рукой в сторону пустой задней площадки троллейбуса.
– Нельзя я тебе сказала! Ты слышишь, что я тебе говорю, или нет?!
Мальчик грустно опустил голову, и сказал тихо, уже безо всякой надежды:
– Ну там же никого нет.
Фишер посмотрел на мальчика, потом на пустующую заднюю площадку, и сказал обращаясь к нему:
– Нормально. Давай, запускай самолёт.
Мальчик с удивлением посмотрел на Сашу. Фишер убедительно кивнув в ответ головой сказал:
– Нормально. Полёт разрешаю. Давай!
Глаза мальчугана загорелись, и он быстро повернув голову влево, посмотрел на мать.
– Не-льз-я, – сказала она ему по слогам.
Мальчик снова посмотрел на Фишера, который сидел через проход справа. Тот утвердительно кивнул головой:
– Можно. Давай.
Мальчик снова посмотрел на мать.
– Нельзя, я тебе сказала, – тихо сказала она, но придала голосу устрашающую интонацию.
Мальчик опустил глаза и глубоко вздохнул.
– Твой самолёт? – спросил Фишер мальчика.
Мальчик снова посмотрел на Фишера и кивнул.
– Нормальный, такой у тебя самолёт. Если это твой самолёт – запускай, – сказал ему Фишер кивая, в сторону задней площадки.
Мальчик улыбнулся, и поднял правую руку с самолётиком к плечу, готовясь запустить самолёт, и снова посмотрел на мать. Она ничего не говоря, нахмурившись, строго посмотрела на него. Мальчик снова повернулся вправо и посмотрел на Фишера. Тот утвердительно кивнул, и для большей убедительности сильно моргнув глазами сказал:
– Ну? Давай!
И мальчик запустил свой самолёт! Тот плавно перелетел через всю заднюю площадку, врезался в стекло, и упал на уступ перед окном. Мальчик подбежал, подхватил самолётик, быстро бегом вернулся на своё место и «плюхнулся» рядом с матерью, посмотрев на неё искоса-снизу, поджав губы. Она укоризненно посмотрела на него. Мальчик снова повернулся к Фишеру.
– Класс!! Аф-ф-фигенно летает!! Здо́рово! – сказал Фишер, подняв большой палец вверх.
Глаза мальчугана восторженно блестели.
– Вставай, «авиадиспетчер», нам на следующую выходить, – напомнил Дима Фишеру.
Они встали, подошли к выходу, и оказались как раз напротив сидящих мамы и мальчика.
– Вы не ругайте его, – обратился Фишер к женщине, – он всё правильно сделал. С вами он – советоваться должен, но делать или не делать, решение он сам должен принимать. Иначе, – Фишер медленно покачал головой, – всё плохо будет. Это я вам точно говорю.
– Это в шесть лет, он сам решать должен что ему делать? – спросила его женщина.
– Ему уже шесть? – сделал удивлённый взгляд Фишер. – В шесть лет он уже чётко знать должен, что сам всё решает. Вы можете что угодно объяснять ему, какие угодно условия ему ставить если он что-то неправильно сделает. Но решения он сам принимать должен: что ему делать. Иначе потом – поздно будет. Другой вариант называется – «Никакой». И этот вариант никого не устраивает: ни женщин, ни тем более мужчин. Вы, можете ему – любые условия ставить, для ЕГО выбора. А если озорничает сильно, то наказывать его только – отец должен, а не мать – никогда! Всё. А его не ругайте, он у вас – «нормалёк» растёт, – и уже обращаясь к мальчугану добавил: – Руки только мой, когда с улицы домой приходишь. И тогда – всё нормально будет. Понял? И маму слушай, когда САМ решать будешь – что делать, понял? Всё, давай.
Фишер подмигнул улыбающемуся, и глядящему на него изподлобья мальчугану. Двери открылись, и они вышли с Димой из троллейбуса.
Солнце уже поднялось высоко, и раскалило асфальт. В центре города, жара уже полностью вытеснила утреннюю прохладу.
– Всё-таки, бабы вообще «не догоняют» некоторых вещей, – сказал Фишер.
Он выбросил в урну пустую бутылку из под пива «Redd ́s», и продолжил:
– Иду я как-то мимо «пивнушки». Ларёк пивной у нас там стоит, рядом с тремя одноподъездными девятиэтажками. Ну, там всякие местные «буха́рики» кучкуются. Я мимо иду. Один из стоящих там около пивнушки мне такой: «О, Саня, привет!», и улыбается такой мне. Я ему: «Привет». Мало ли кто, думаю? Живёт может рядом. Всех их – не упомнишь. Ну и дальше иду. А он такой: «Сань, ты чего, не узнал что ли?» Я всматриваюсь в него, футболка такая зашмыганная, штаны – из той же серии… Смотрю на него, узнать не могу. А он: «Это я, Виталик Феклисов, я в институте, в параллельной группе учился». Я смотрю на него, и начинаю только теперь сравнивать его с тем «Виталиком», который с нами в параллельной группе в институте учился. Он из «армейцев» был. Те, которые на год старше нас. Они в армии служили. Они годом раньше в институт поступили, и их после первого курса служить в армию забрали в 88 – ом году. А через год, приказ, или закон вышел, что студентов, у которых в институте военная кафедра есть, в армию забирать не будут, как и раньше. Ну, их после одного года службы назад в институт вернули. Мы тогда в 89 – ом, как раз на второй курс перешли. Нам – «подфартило», стало быть, мы армию мимо «проехали». Ну так вот, он и учился в параллельной группе. Парень высокий, с меня почти ростом, юморной такой, девкам кстати – тоже нравился. Меня кто-то из девушек даже спрашивали о нём. А он сам спортивный такой… Был. Видно что – подкачивался в «тренажёрке», все дела в общем. Он такой нормальный парень, с юмором был, всё нормально. А вот как девушка какая-нибудь подойдёт к компании где он стоит. И эта девушка начинает с кем-нибудь там: «ля-ля, тополя» разговаривать. А он такой «Раз» – и нет его как будто. У него, всё – ступор! Как будто «выключили» чувака. Молчит, не улыбается, куда-то смотрит, как будто по делу. Девушка «потрещит» с другими, и отойдёт. Он потом только через некоторое время в себя приходит, и разговаривать начнёт как обычно. Я думал это у него от именно этой девушкой когда она рядом – такое состояние «зависшее». Ну, бывает. Именно от одной конкретной. А у него не от одной. Другая если подойдёт, то – всё то же самое. А сам, главное дело, девушкам нравится. Смотрят они на него, нравится значит, наверно.
– Я думал, они только на тебя смотрят, – сказал иронично Дима.
– Это само собой, – невозмутимо ответил Фишер. – Я не об этом. Так вот, понимаешь? Ступор у него возникает в присутствии баб, понимаешь? Конкретный ступор. Мы когда диплом защищали, ну я защитил, потом тебя стал ждать. Ну и думаю, чего время драгоценное терять? Я ему говорю пойдём, «отметим» защиту диплома, пока остальные защитят. Ну мы вышли, он говорит: «Давай я домой зайду, переоденусь». Он рядом с институтом жил. Мы зашли к нему в квартиру, там «маман» его, строгая такая: «Что да как..», расспрашивает его. Он говорит, вот защитил, идём с товарищем отметить. Она ему: «Что бы не позднее девяти дома был!» Прикинь?! Это парню 23 года. Он инженер уже, диплом только что защитил. А на меня она посмотрела так, как будто я у неё – сто рублей украл. Ты понимаешь в чём дело? Она вот так его, сына своего, все 23 года и давит, и давит, и давит! Вот такие отношения матери и сына, “интересные”. «Рулит» им по полной программе. И что в итоге? А ни–че-го! Всё. С бабами у него – никак! Никаких отношений. Во-о-обще никак!! Ему мама, сыну своему, за всё время воспитания столько в его голову психологических «гвоздей» загнала, что он теперь при виде любого человека с грудя́ми, в «гипнотический ступор» впадает. Его мозг – выключается в присутствии любой девушки, женщины. Его мама своим давлеющим отношением к сыну, от всех баб – «закодировала» нафиг – навсегда! И в таком состоянии – в жизнь выпустила. “Воспитала” – ёпт!! Мол – живи теперь! а мы посмотрим. Ты теперь взрослый мальчик. А как ему жить-то?! Ведь он нормальный, видный мужик. Ему баба нужна, как и всем. Ну, или – почти всем. Его мать поступила бы гуманнее к сыну, если бы она ему в голову – настоящие гвозди забивала, а не подзатыльники отвешивала! Он если бы умер то – и не мучился больше. А если бы выжил, то – жил бы как все. А так, он и живой вроде, а жить – не может! Это самое страшное, наверное что может стать с человеком. Ты живёшь, как за стеклом бронированным. Всё видишь: как другие живут, девушки красивые ходят-бродят. А сам, ничего сделать – не можешь. У него два варианта в жизни остаётся: если появится возможность, он всем бабам – мстить будет, сам не понимая – почему это делает. А если он нормальный человек, и дерьма всякого никому делать – принципиально не хочет, то просто – сопьётся тихо, вот и всё. Главное, что такие мамаши, сами потом «хлебнут» в жизни свое – что им и положено, через отношения с сыном своим. В лучшем случае, он её – забудет вообще, забудет что она существует где-то. Хотя «лучших» случаев в таких ситуациях не бывает. А ведь эта «маман» его, наверняка думает, что она – «охрененно» умная! Не просто умная, а именно – «охрененно» умная!! – Фишер многозначительно поднял указательный палец вверх. – Она ведь “знает” – КАК правильно нужно сына воспитывать, какие отношения между матерью и сыном должны быть. У меня у самого мать иногда в отношениях «строгача» мне давала. И я тоже, когда начал с девушками поплотнее общаться, чувствую: что-то не то у меня внутри происходит. «Поддавливает» у меня что-то в голове. Противно как-то. Но у меня это всё «утопталось», замялось потом, постепенно. Не это было – так явно всё для меня. А у него – конкретно «стопорят» мозги в присутствии девушек. Ну никак у него с ними не получается. Никак! То есть – вообще – НИКАК!! И он из-за такого понимания жизни, просто – начал себя убивать «бухло́м». Медленно, но верно! И он это знает. И делает это – осознанно! Ты понимаешь? Он осознанно себя убивает “бухло́м”. Ты понимаешь, я его пять лет не видел, и не узнал сначала. Ведь он спортивный такой был, крепкий. А тут, килограммов – пятнадцать минус, наверняка. Это при том, что у него лишнего веса – вообще не было. Тощий стал. Вообще «ханы́га» – конкретный. И я смотрю на него, а мне самому неудобно перед ним почему-то стало. Ну, что – не узнал я его, что ли. И он понял – почему я его сразу не узнал, потому что он сильно изменился, и – не в лучшую сторону. А он видит, что мне неудобно как-то, перед ним стало, из-за того что я не узнал его, и говорит мне: «Да ладно, всё нормально. Ты как сам-то, всё нормально у тебя вижу, молодец!» Ты понимаешь? Он из этого, своего состояния, из этой своей – «НЕЖИЗНИ» меня – подбодрил ещё!! Из-за того что меня в неловкое положение поставил, своим видом «нециви́льным». И рад видеть меня он – искренне был! Не обозлился он на весь народ, и на весь мир, на всё и на всех вокруг! Он может вообще, как человек, по своим качествам – лучше чем мы все вместе взятые будем! Но за какие-то пять лет, он практически – убил себя «бухло́м». Видимо, очень старался. Я потом уже домой пришёл, и подумал: чего же я телефон его не взял? Может помог чем-нибудь? А потом подумал: а чем я ему помогу?! Голову ему другую, новую «пришью», получше!? С его головой, мама его – двадцать три года плотно «поработала». Её просто так – не изменишь, голову его. Не «повыкавыриваешь» из головы его дерьмо всё это – «воспитательное», твою мать! Это – пиз-ец какой-то!! Это мы представить даже не можем: каково ему вообще – НЕЖИТЬ, хоть и в этой самой жизни – находиться! Ты понимаешь?! Он живёт – как за стеклом! Вот она жизнь! Вот – девушки красивые ходят, смотрят на тебя. И тебе они – нравятся. А нормально общаться, то есть – вообще общаться, ты – не можешь. Жить нормально – не можешь. Ты можешь себе представить такое?! В страшном сне, разве что. Если человек в тюрьме сидит, то он знает, что рано или поздно он – на свободу выйдет. А здесь… В мусульманских странах, например, там психология отношений матери с сыном начинается с того понимания, что мужик – хозяин, главный. БЕЗ каких-либо других идиотских ВАРИАНТОВ! Если этого нет, а у нас – этого нет, то бабы – матери которые, просто – «забивают» мужиков с самого детства. А потом слышно ото всюду: «Где его, нормального мужика–то найдёшь?!» Да вы сначала нормальных мужиков – воспитывать научитесь!! А потом, их и искать не нужно будет! Вокруг они будут. Все!
Фишер умолк ненадолго. Затем ещё вспомнил:
– Иду я как то, мамаша какая-то идёт с сыном лет четырёх – пяти. И шлёпает его, то по губам, то подзатыльник. А он – плачет! А она орёт на него, и по губам, и подзатыльник!! Это она так его – «успокоить» хочет, дура «деревянная», бл-я! Так мне захотелось подойти, и с такой силой подзатыльник ей навесить, чтобы она своим лбом – асфальт «клюнула»! А ведь попробуй, скажи ей что-нибудь? «Мой ребёнок, как хочу – так и воспитываю!» Сынок если повзрослеет, и раньше не сопьётся, то в лучшем случае – забудет про её существование. Да и подзатыльники здесь не главное. Мать может своему сыну, даже и пальцем ни разу его не тронув – ТА́К(!) ему всё объяснить, что он потом – по жизни перед всеми остальными бабами себя – «ЧМОм» (прим. «человек морально отсталый») до конца жизни ощущать будет. Хотя таковым, и не является – вовсе. Ну вот и всё, пришли.
Они подошли к ресторану, открыли большую массивную дверь и вошли внутрь. Вошли в просторный вестибюль, в котором после уличной жары ощущалась приятная прохлада.
– У-ух, как тут хорошо! Прохладненько, – сказал Фишер.
Затем вошли в зал ресторана. К Фишеру, узнав его, сразу подошла улыбаясь, официантка.
– Здрасьте, Рома сегодня не работает? – спросил Фишер.
– Здравствуйте, Рома завтра работает, – ответила улыбаясь молодая официантка.
– Поко́рмите нас? – спросил Фишер.
– Да, конечно. Выбирайте столик.
– Вон туда пойдём, у окошка. Там интереснее будет, – сказал Фишер.
– Присаживайтесь, – предложила официантка.
Зал был почти пустой.
– Помнишь, как мы раньше здесь отдыхали? – спросил Фишер.
– Конечно помню. Весело время проводили, – ответил Дима.
– Не то слово. Молодые, сумасшедшие. Только, только «бабки» появились. Самоутверждались, типа тогда.
Они сделали заказ. Через немного времени принесли холодные закуски. Дима на несколько минут вышел в туалет. Вернувшись, Фишера за столом он не обнаружил. Осмотревшись по сторонам, Дима увидел Саню (Фишера), сидящего за ударной установкой, которая была установлены на не высокой сцене. Там по вечерам играли музыканты. Из больших колонок музыкального центра звучала песня группы «Воскресенье»: «Мой друг художник и поэт». Фишер тем временем, стараясь попадать в такт игравшей музыки (и ему это удавалось) выбивал ритм на разных барабанах и тарелках ударной установки. Причём попадал в такт, и иногда, даже делал какие-то переходы-перестукивания на барабанах.
Песня закончилась. Три официантки, которые стояли у стойки бара, потому что не было заказов, стали аплодировать ему.
– Я же говорил что я аккуратненько? – сказал Фишер, обращаясь к ним, и направляясь к своему столику.
– Ну ты даёшь! – сказал Дима.
– Песня хорошая. Так и захотелось «подстучать» немного. Ну что, давай по пятьдесят, а то сегодня по магазинам пойти поработать ещё надо, посмотреть что продаётся, как. Тебе когда в Москву ехать?
– Завтра позвоню, уточню, – ответил Дима.
– Ну ты, это, не пропадай давай. У меня в августе день рождения, не забыл?
– Да ты что, конечно помню, – ответил Дима. – Чего подарить тебе?
– Подари мне своё присутствие. Чего мне надо, я – сам найду, а в остальном я не нуждаюсь. Я вот что-то понять не могу, – сменил неожиданно тему разговора Фишер. – Народ, у нас – нищий в основном. В стране денег нету. Правительство ещё денег в долг просит. Цены – растут. А рубль прямо как «твёрдая валюта» стал. Уже сколько времени курс почти не меняется, около шести рублей за доллар, и всё. Три года пять-шесть рублей за «бакс» – стабильно. Ты чего-нибудь понимаешь? Не нравится мне всё это. Ну-да ладно! Дальше посмотрим: что да как будет.
Пообедав и расплатившись они вышли на улицу.
– Ну что, ты к Вовану? Жалко что редко встречаемся, – сказал Фишер. – Надо почаще встречаться. Чего она Москва? Три часа езды всего. Короче: на мой день рождения – здесь, всё! Жду.
– Хорошо, договорились, – ответил улыбаясь Дима.
– Ну, всё. Веди там себя хорошо в Москве. Если что – сразу звони. Подъедем, – сказал на прощание Фишер.
– Ладно, – улыбнулся Дима, – давай.
– Они пожали друг другу руки, хлопнули друг друга по плечам и расстались.
Никто из них конечно тогда и не предполагал, что скоро им придётся встретиться, но уже при – совсем других обстоятельствах.
————————-
